— Извини, Граф. Я сплю с ними потому, что они мне нравятся. Впрочем, спасибо за участие.

Оскорбительный тон произвел именно тот эффект, на который она рассчитывала. Искренность, светившаяся в лице Майкла, погасла, словно на солнце набежала грозовая туча. Сердце Мэгги болезненно сжалось, когда она заметила, как во взгляде его вспыхнуло разочарование, приправленное малой толикой сожаления. На долю секунды она ощутила невероятную близость между ними — близость, какой никогда прежде не испытывала с мужчиной. Даже в постели.

— Понимаю. Что ж, тогда не будем отступать от правил?

Мэгги ничего не ответила. С нарочитой неторопливостью она взяла в руки журнал и, развернув его, подчеркнуто углубилась в чтение. Майкл понял намек с полуслова, и оставшиеся часы полета прошли в полной тишине. Наконец на борту вспыхнул огонек внутренней связи, и из динамика донесся голос пилота:

— Сэр, через пятнадцать минут мы совершим посадку в аэропорту Орио-аль-Серио. Пожалуйста, пристегните ремни.

Майкл нажал на кнопку:

— Спасибо, Ричард.

Они пристегнулись. Мэгги одним глотком осушила бокал, стараясь не замечать, как заныло под ложечкой.

Майкл искоса глянул на женщину, которая сидела рядом с ним в машине, мчавшейся между округлых холмов по извилистой дороге к его дому. Верх машины был откинут, и спутанные золотисто-рыжие волосы Мэгги прихотливо раздувал ветер, но ее, похоже, это ничуть не беспокоило. Судя по поджатым губам, она напряженно что-то обдумывала, — по всей вероятности, входила в образ перед знакомством с его родными. За последние двадцать четыре часа Майкл многое узнал о Мэгги Райан.

К сожалению, это была верхушка айсберга, которая лишь распалила его желание узнать больше.

Свежая зелень деревьев и бурые заплатки земли мелькали мимо, и это знакомое зрелище согревало душу Майкла. Многие поколения его предков были землевладельцами, а теперь все эти угодья перешли к нему. И все же Майкл всегда, с самой первой поездки в Нью-Йорк, твердо знал, что хочет сделать карьеру именно там. Отец тогда взял его с собой, чтобы погостить у дяди, и многолюдный улей Манхэттена очаровал Майкла, пробудив в нем стремление во что бы то ни стало завоевать этот город. Увы, людские толпы и беспорядочная городская суета мало соответствовали его потребности в уединении и жизни на природе. Приняв решение распространить деятельность «Ла дольче фамилиа» на Соединенные Штаты, Майкл принялся искать место жительства, в котором притягательные черты Манхэттена сочетались бы с менее суетной атмосферой. Путешествуя по северной части штата, он обнаружил подлинный бриллиант, укрытый в величественных горах долины реки Гудзон, и понял, что нашел место, которое наконец-то сможет назвать своим домом.

Хотя Майкл был счастлив в Нью-Йорке, родные места неизменно придавали ему жизненную силу. Напоминание о том, каким он был когда-то и откуда пришел на свет. Здесь, на принадлежавшей ему земле, не было места ни лжи, ни притворству. В безумном мире новых технологий, денег и деловой конкуренции Майклу необходимо было время от времени напоминать себе о том, что по-настоящему важно.

Город Бергамо, обнесенный стенами, чудился Майклу сокровищем, надежно упрятанным в сердце могучей крепости. Уютно примостившийся у подножия Альп, разделенный на верхнюю и нижнюю часть, Бергамо идеально сочетал в себе черты Старого и Нового Света. Наслаждаясь гладким ходом спортивной машины, Майкл проехал из Citta Bassa в Citta Alta, [11] и городская суета сменилась мирной, почти сельской тишиной. Ощущение покоя и тихой радости охватило Майкла и становилось все сильнее по мере приближения к родному дому.

Он уловил густой аромат сандала и невольно шевельнулся на сиденье. Мэгги была соткана из чувственных контрастов. Охотничий инстинкт, живший в Майкле, изнывал от желания проникнуть вглубь ее натуры, понять, чем она живет и дышит.

Ошеломление, которое отразилось на ее лице, когда Майкл поведал о своей тайне, поразило его в самое сердце. Он никому прежде не рассказывал о своих бесплодных поисках женщины, которая стала бы для него единственной и неповторимой. В конце концов, большинство мужчин посмеялись бы над ним, а женщины, по всей вероятности, захотели бы принять брошенный вызов и взять штурмом его сердце. Мэгги ухитрилась так его взбесить, что признание само сорвалось с его уст прежде, чем он успел одуматься. И все же по лицу ее было ясно, что метания Майкла ей знакомы, а это красноречивее слов говорило о ее собственных сокровенных мечтаниях.

Майкл доехал до вершины холма и, затормозив перед внушительной терракотовой виллой, заглушил двигатель.

— У нас есть еще минута, прежде чем они выбегут нам навстречу.

— Красивый дом, но я не таким представляла себе жилище миллионера.

Майкл поглядел ее глазами на безыскусные очертания родного дома и вздохнул:

— Мама не хочет переезжать. Я хотел построить для нее замок, достойный всех ее свершений, но она только посмеялась надо мной. Сказала, что нипочем не покинет землю, которая принадлежала ее предкам, и дом, в котором жил отец.

— Твоя мама мне уже нравится.

— Она даже отказалась от прислуги. Слышать не желает ни о каких горничных или кухарках. Я договорился с одной женщиной, чтобы, когда мама уходит к мессе, она тайно пробиралась в дом и устраивала там генеральную уборку. — Майкл тряхнул головой. — Ладно, все это мелочи. Ты готова?

Лицо Мэгги оставалось совершенно бесстрастным… и все же в ее изумрудно-зеленых глазах промелькнула едва заметная искорка неуверенности. Майкл сжал ее руку, и пальцы их переплелись. Судорожный вздох вырвался у Мэгги, и звук этот отдался в его ушах сладчайшей музыкой, от которой его бросило в жар. Господи, с какой же готовностью она откликается на его прикосновения! Искра, проскочившая между ними, дразняще намекала на невыразимое блаженство, которое Майкл страстно мечтал испытать, хотя и сознавал, что ему это не суждено. Ярко-розовые ногти Мэгги впились в его ладонь, и он большим пальцем намеренно надавил на чувствительную точку — в том месте, где на запястье Мэгги бился тонкой жилкой пульс. Так и есть! Этим прикосновением он завел ее с пол-оборота. Мэгги, впрочем, не дрогнула и лишь бесшабашно тряхнула головой.

— Ну, — сказала она, — вперед!

Мэгги выбралась из машины в тот самый миг, когда дверь дома распахнулась настежь и на мощеную дорожку опрометью выбежали сестры Майкла.

Не сговариваясь, они разом бросились обнимать брата. Задохнувшись от радости, Майкл заключил их в ответные крепкие объятия, и в ушах у него зазвенело от их восторженного, знакомого до боли щебета. Майкл по очереди поцеловал сестер в макушки и, чуть отстранившись, окинул их внимательным взглядом:

— С тех пор как мы не виделись, вы стали еще краше!

Перед ним стояли две поразительно схожие красавицы — густые черные волосы, черные глаза, чеканные черты лица. Соблазнительные округлости Венеции когда-то побуждали Майкла устраивать ее воздыхателям настоящие допросы касательно их намерений, а независимый нрав Джульетты стал причиной многих его бессонных ночей. Эти две его сестры были упрямы и дерзки, однако в итоге всегда склонялись перед волей брата, как того требовал уклад семьи. Карина, которой исполнилось двадцать три, созрела позже других. Майкл тотчас заметил, что она все так же сутулится, стараясь мешковатой одеждой замаскировать высокий рост и вполне оформившуюся фигуру. И остро пожалел, что был далеко и не мог позаботиться о ней в этом нежном и уязвимом возрасте.

Услышав восклицание Майкла, Карина хихикнула, но две старшие сестры лишь выразительно закатили глаза.

— Вот таким образом ты обхаживал и свою невесту? — осведомилась Венеция. — Банальные комплименты, сладкие улыбочки — и все только ради того, чтобы заморочить голову? Тебя не было дома, считай, год, и тут бац — ты безо всякого предупреждения предъявляешь маме свою свеженькую жену!